Читать "Ворожеи и гадальщики" - Одоевский Владимир Федорович - Страница 1 -

Едва ли в каком-нибудь другом городе, кроме Москвы, всевозможные шарлатаны пользуются таким почетом и успехом. Начиная от какой-нибудь блаженной Анфисушки и кончая знаменитым Иваном Яковлевичем Корейшей, все эти господа играли довольно видную роль в московской жизни. Правда, и в других городах водятся разные прорицатели, но нигде характер их деятельности не принимает таких, до странности широких размеров, как в Москве…

Не говоря уже о таких знаменитостях, как покойный Иван Яковлевич, угощавший своих посетителей изюмом, выпачканным в самой отвратительной грязи… многие мелкие ворожеи выделывают самые непостижимые вещи. Непостижимость заключается не в тонкости их шарлатанства, не в замысловатости обмана, а в той слепой и дикой покорности, в том нелепом благоговении и почтении, которыми преисполнены их посетители и почитатели. Шарлатанство в Москве имеет простой и грубый характер, почти никогда не применяются к делу обмана не только физические фокусы, – даже обыкновенная загадочная обстановка европейских шарлатанов у нас почитается совершенно излишней. Для приобретения популярности считается совершенно достаточным корчить из себя юродивого, притворяться дураком и нести всякую чушь, которую будут принимать за бред пифии[1] и не замедлят истолковывать и осмысливать по своему вкусу.

Одна моя знакомая купчиха, умершая лет десять назад, за шесть месяцев до кончины была у известной ворожеи Анисьи Никитишпы, или просто Анисьюшки. В грязной, вонючей каморке сидела ворожея перед бутылкой водки и, по-видимому, не обратила никакого внимания на вошедшую купчиху.

– Здравствуй, Анисьюшка! – в минорном тоне произнесла купчиха.

Анисьюшка молчала.

– Как поживаешь, всё ли здорова?

Анисьюшка молча налила полстакана водки и с величавым спокойствием осушила до дна, хотя стакан был немного менее тех стаканов, которые обыкновенно подаются к чаю.

« Юродствует», – подумала купчиха.

– Пей! – воскликнула Анисьюшка, наливая полный стакан и поднося его своей посетительнице…

– Верное слово, не могу. Кушай себе на здоровье…

– Бери! Пей! – с ожесточением вскрикнула юродивая.

Делать было нечего; купчиха взяла стакан, помочила в нем губы и поставила на стол.

– Все, все, все!

Купчиха отказывалась; юродивая кричала и требовала, чтоб та пила водку до конца…

Как ни ломалась посетительница, а принуждена была выпить.

Юродивая вдруг вскочила с места, начала прыгать по комнате на одной ноге, припевая:

– Жизнь свою выпила! Жизнь свою выпила! Церковка-кукуверковка, стара баба-яга, деревянна нога!

– Что ты, Анисьюшка, Бог с тобой! – со страхом заметила купчиха.

– Жизнь свою выпила! Жизнь свою выпила!

– Что такое с тобой, Анисьюшка?

– Церковка… Жизнь свою выпила!

Так больше ничего и не добилась купчиха. Домой она воротилась печальная и расстроенная.

– Видно, и в самом деле конец мой близок, – говорила она.

– Что вы, полноте, вам еще с внучатами нянчиться придется, – уговаривали ее…

– Ах, подите вы! Уж не даром же Анисьюшка… – И тихие рыдания заглушали слова.

– Что же такое Анисьюшка?

– Такое говорила, что волосы дыбом становятся.

– Что же такое?

– Ох, не спрашивайте! Вижу я – конец мой близок.

И действительно, здоровая, никогда прежде не хворавшая женщина начала чахнуть. Она беспрестанно повторяла: « Умру я скоро, умру, детки мои милые!» Плакала, молилась, постилась и, наконец, слегла в постель. Печальная уверенность в близкой смерти окончательно подорвала ее здоровье; и она умерла лет сорока, несмотря на то, что крепкая комплекция обещала ей продолжительную и бодрую старость.

Таким образом, бессмысленные слова полусумасшедшей, пьяной гадальщицы превратились в роковой смертный приговор для необразованной, суеверной женщины.

Вот какое значение придают всякой нелепости, выходящей из уст какого-нибудь самозванного оракула. Бессмысленному набору слов придают какой-то таинственно-вещий смысл, разные гаденькие и грязненькие делишки объясняют юродством.

После этого становится понятным, до какой степени простодушны верящие ворожбе и до какой степени наглы шарлатаны, прикрывающиеся юродством и продающие свою глупость за наличные деньги.

Это не Сен- Жермены или Калиостро[2], приобретавшие влияние при помощи известной ловкости, знаний и умения пользоваться случаем, это не Юмы[3], морочащие людей, пользуясь особенностями своего организма. Нет, это люди простые, невежественные, даже часто глупые, не обладающие ни ловкостью, ни знаниями, ни тактом, ни быстрой сообразительностью…

Не привыкнув с малолетства к труду и попавши в такую обстановку, где каждый кусок хлеба должен быть заработан, многие, конечно, стараются возвратиться в прежнюю среду и убежать от труда, который стоит перед ними грознее ночного призрака, вставшего из могилы… Какому-нибудь разорившемуся торговцу сделаться богачом, отставному чиновнику получить хорошее место, какой-нибудь старой деве, лишившейся, родителей, выйти за миллионера – все это желания вполне законные, но тем не менее недостижимые.

И вот все эти разорившиеся торговцы, все бездомные старые девы начинают бродить по своим знакомым и жить, переходя из гостей в гости. Многие из них могли убы взяться за какой-нибудь честный труд, но лень и привычка к бродячей жизни скоро овладевают всем их существом, так что они скоро начинают бояться не только всякого определенного занятия, но даже определенного места жительства. Шатанье из угла в угол имеет тоже свою поэзию и увлекательность.

В московской жизни эти кумушки скоро научаются подхалюзить[4], лгать, сплетничать, а прежде всего гадать на картах, так как без этого искусства немыслима хорошая московская приживалка… Видя, как уважают какого-нибудь спившегося сапожника Иванушку, сделавшегося от безделья юродивым, видя, что какая-нибудь Сидоровна, бездомная и бесприютная салопница[5], обзавелась домком и деньжонками потому только, что начала гадать на кофе и на бобах, видя такие успехи своих собратов по профессии, приживалка начинает задумываться. И вот через несколько времени вы видите ее уже в каком-нибудь уродливом костюме, с петухом под мышкой и длинным посохом в руках. Смотря по вкусу, она начинает или юродствовать, или блажить, или выбирает себе более скромную роль бродячей гадальщицы…

Между юродивыми и блаженными сплошь и рядом бывают такие случаи, что плоды их шарлатанства пожинают другие. Но солидные гадальщики бывают люди практические, часто берегущие копейку на черный день.

В Москве лет пять назад был известен Степан Кузьмич. Это был некоторым образом соперник Ивана Яковлевича, переманивший от него многих постоянных посетителей. Ему было лет сорок; он был смуглый, коренастый брюнет, довольно высокого роста. Ходил и двигался Степан Кузьмич тихо, спокойно, говорил медленно, обдуманно, так что, вопреки московскому обыкновению, его не называли просто Степанушкой, а величали Степаном Кузьмичом.

Я встречал этого человека раза четыре и, несмотря на то, что в течение всего нашего знакомства мы не сказали десяти слов, с первого раза так хорошо запомнил его наружность, что потом при всякой встрече узнавал его с первого взгляда. Действительно у Степана Кузьмича наружность была замечательная: не то еврей, не то турок, не то грек – какое-то странное и поразительное смешение самых типичных черт лица. Греческий нос, сонливые глаза, курчавые волосы, смуглое лицо, тонкие губы, какая-то робкая улыбка – все это вместе составляло одну из тех физиономий, которые легко запоминаются с первого взгляда.

В первый раз я встретил его лет пятнадцать назад в Петербурге. Он служил лакеем у одного моего знакомого.

1

Пифия – предсказательница; в  Древней Греции жрица-прорицательница храма Аполлона в Дельфах.

2

Сен- Жермен (конец XVII в. – 1784 или 1795) – авантюрист, алхимик, заявлявший, что он владеет философским камнем, искусством изготовлять бриллианты и жизненный эликсир; был принят при французском дворе, английском и русском. Калиостро А. (1743–1795) – известный авантюрист XVIII века.

3

Юм Даниил – известный спирит середины XIX в.

4

Подхалюзить (областническое) – лукавить, льстить, попрошайничать.

5

Салопница – женщина из мещанской, обедневшей среды в изношенном платье, в старом салопе, ходящая по богатым домам и живущая подачками; также перен.: о сплетнице.